Ричи Блэкмор из того поколения британских гитаристов, которые учились своему ремеслу на собственном опыте, слоняясь по студиям и играя на сессиях. Он входил в сессионную команду Джо Мика, играл в группе OUTLAWS, поддерживал SCREAMING SUTCH и играл на гитаре у Нила Кристиана, в группе которого засветились также и Джимми Пейдж, и Альберт Ли.
В 1968 году он участвовал в создании DEEP PURPLE, и после альбома 1970 года Deep Purple In Rock стал одним из главных гитаристов золотого века хард-рока.
Он мог солировать, мог играть риффы, вел себя на шоу очень агрессивно, и это не был театр: Ричи Блэкмор мог устроить скандал не только на сцене. Он ушел из PURPLE в 1975 году, недовольный фанковым направлением, инициированным басистом Гленном Хьюзом, и собрал новую команду под названием RAINBOW.
Наличие собственной группы не изменило его характер. RAINBOW никогда не удавалось записать два альбома в одном и том же составе (хотя общим количеством участников, их 24, RAINBOW выгодно отличается от WHITESNAKE Дэвида Ковердейла, через эту группу прошли 39 музыкантов!)
Блэкмор негативно относился ко многим из своих бывших коллег, часто по причинам, которые могут показаться совершенно непостижимыми обычным людям. Например, вина Грэма Боннета, вокалиста хитов RAINBOW Since You Been Gone и All Night Long, состояла в том, что его волосы были слишком короткими, и он был похож на крупье из Лас-Вегаса.
После чего начались смутные времена, когда он то воссоединялся с DEEP PURPLE и греб с ними в одной лодке, то вновь покидал их. В 1995 он собрал RAINBOW на один альбом, но самым продолжительным по времени музыкальным проектом Блэкмора стало исполнение в его собственной версии музыки эпохи Возрождения и Средневековья. В BLACKMORE’S NIGHT он выходит на сцену, одетый как странствующий менестрель, вместе со своей женой Кэндис Найт.
В 2016-м Блэкмор вновь собрал RAINBOW, но в составе не было никого из прежних участников группы, кроме него самого. В планах Ричи были два фестивальных шоу и один концерт на стадионе в Бирмингеме. Однако история затянулась, и на следующий год Блэкмор дал пространное интервью о прошлом и будущем RAINBOW.
Ричи Блэкмор:
«Хард-рок – это то, чем я не занимался уже 20 лет, и я вдруг почувствовал, что пришло время. Многие люди спрашивают, собираюсь ли я раскручивать всё заново, и я отвечаю: «Не совсем. Я слишком занят тем, что делаю».
«Вообще, во всём виновата моя жена. Она чего-то там смотрела в сети, и вдруг спрашивает меня: «Что ты думаешь об этом парне?» А это был Ронни Ромеро, и когда я услышал, как он поет, то подумал: «Вау, он действительно хорош, и если я когда-нибудь захочу вернуться к песням периода Дио, возможно, мне надо будет его задействовать».
«Вот так я снова включился в это. Я был взволнован его голосом и думал: «Я был бы не против повторить это снова, но всего несколько концертов». Я ведь довольно привередлив, когда дело доходит до вокала. Мне нужен кто-то очень конкретный. Я не могу поддержать того, кто кричит и кричит. Я люблю слушать мелодию. А у него, как мне показалось, был мелодичный голос, и с изюминкой. Всё это и заставило меня задуматься о том, чтобы сделать несколько концертов RAINBOW».
«В результате я собрал новый состав RAINBOW, и половина концертного сета – это песни RAINBOW, а вторая половина – PURPLE. Но люди всегда недовольны, что бы вы ни делали. Кто-нибудь обязательно скажет: «Почему не было больше DEEP PURPLE? Почему не было больше старых песен?» Или «Почему не было больше новых песен?» Так что я просто выбрал те песни, которые мне больше всего нравятся, будь то Highway Star или Stargazer.
Это мои воспоминания о том, с чем я был тесно связан. Но я склоняюсь к тому, чтобы не слишком много слушать, что говорят другие люди. В старые времена, в PURPLE, в 71-м и 72-м, я перед выходом на сцену обычно разговаривал со всеми фанатами, и получал от них совершенно противоположные мнения обо всем. Если я спрашивал: «Как вам свет на концерте?», кто-нибудь говорил: «О, хорошо», но другой человек рядом возражал: «О, это было ужасно». А как звук? «Чудесно», «Отвратительно». Когда я слушал подобное, у меня немного кружилась голова».
«Я тогда подумал: «Что толку слушать фанатов, если у них у всех такие разные мнения, и всё равно я не смогу сделать все, что они хотят». Так что в конце концов надо делать то, что вы чувствуете в своем сердце, и я так и делаю. Мы будем играть много DEEP PURPLE, но может добавим еще пару песен RAINBOW помимо тех, что уже играли».
«Меня уже спрашивали, почему мы сейчас не играем Gates of Babylon. Да, я думаю, это отличная песня, одна из моих любимых, но я пробовал ее репетировать в старые времена RAINBOW, и у нас не получилось. Я не знаю, почему. Что-то было не так с ритмом. Я придумал гитарный рифф для неё, играя на виолончели, но когда дело дошло до того, чтобы исполнить её на сцене, что-то не сработало. Но думаю, что мы могли бы вернуться к ней снова, потому что это одна из моих любимых песен. Эта и, я думаю, ещё Stargazer. Я попробую еще раз, посмотрим, сможем ли мы справиться с ней при нынешней ритм-секциии».
«Фанаты часто задавали мне вопросы про постоянные изменения в составе RAINBOW. Некоторые считают, что мы набирали обороты, а потом вдруг был совершенно другой состав. Я думаю, что мне нравится быть непредсказуемым в этой области. Мне нравится принимать вызов. Мы каждый раз что-то меняли и продолжали идти вперед. Но я соглашусь, это не помогает в конкретный момент».
«У меня ведь тоже есть любимые группы, я обычно привыкаю к их участникам, а когда они меняют состав, я порой немного разочаровываюсь. Но сам я не играю по этим правилам – бывает, что я сам себе злейший враг. Я иногда точно знаю, что что-то не пойдет на пользу для популярности группы, и все равно делаю так, потому что во мне всегда есть то, что должно идти против течения. Знаете, мне не нравится быть дохлой рыбой, плавающей вместе с другими дохлыми рыбами, мне нравится иногда поплыть вверх по течению, против течения».
«Из всех версий RAINBOW мне больше всего нравится та, что была в самом начале, с Ронни Дио в первый год. Я также с удовольствием вспоминаю американскую эпоху – такие песни, как Stone Cold и Street of Dreams».
«В эпоху Long Live Rock ’n’ Roll все стало вдруг очень напряженным. Мы тогда были во французском замке, жили все вместе, и все потихоньку начали ненавидеть друг друга. Бывает так, что проходишь через эти периоды с одними и теми же людьми, их идиосинкразии усиливаются, в том числе и моя собственная тоже. Это немного похоже на женитьбу – порой становится трудно быть вместе. Хотя я заметил, что многим группам, или даже людям, на которых я равняюсь, требуется очень много времени, чтобы они начали что-то менять и ушли куда-то еще».
«Ещё во времена DEEP PURPLE, когда мы с моей женой Кэндис уже были знакомы, и она ездила с нами на гастроли, мы с ней вдвоём всегда останавливались в ближайшем к очередному месту концерта замке. Остальные шли в Holiday Inn (одна из крупнейших гостиничных сетей в мире – авт.), но я устал от Holiday Inn. И я тогда уже говорил ей, разве не здорово было бы играть в таких замках? Да, конечно, замок вместит только 400 или 500 человек, если конечно вы играете не во дворе».
«И вот когда мы начали проект BLACKMORE’S NIGHT, скажем так, кроссовер средневековья, ренессанса и модерна, это сработало, мы смогли играть в замках и жить в замках. Скорее всё-таки ренессанс, но мы играем и средневековые мелодии эпохи короля Испании Альфонса X. Примерно с 1450-х по 1600-е – я очень люблю этот период музыки. И вовсе не обязательно это лютня. Люди всегда думают, что раз такая музыка, значит тебя интересует лютня, но вот меня – нет. Духовые инструменты – сакбут, крамхорн, особенно шаум. Я сам играю на харди-гарди, я играю на инструментах, называемых мандолами».
«Но всё началось, когда я впервые услышал, как мальчик из хора пел Greensleeves, а мне было тогда около 10 лет. Это был очень важный момент в моей жизни, я подумал: мне нравится эта мелодия, мне нравится, куда она ведет. Теперь перейдем в 1972 год, я услышал концерт David Munrow Early Music Consort».
«Я просто полюбил эту музыку. А потом была Германия,1986 год – я был в замке, и там группа играла средневековую музыку, и тут я окончательно понял, что я хочу, и сказал себе: «Это то, что я хочу делать! Я хочу быть бродячим менестрелем и играть перед десятью зрителями».
«Но ещё в 1975-м мы записали с RAINBOW 16th Century Greensleeves. Это была вторая песня, которую мы сделали с Ронни. Я мог бы включить эти идеи в музыку ещё с PURPLЕ, но когда ко мне присоединился Ронни Дио, оказалось, что он тоже интересовался эпохой Возрождения, так что мы с ним нажали на это. Все эти мелодии связаны с ренессансными мотивами. И в других песнях на первой пластинке RAINBOW есть преемственность от темы того периода».
«Многие считают меня непредсказуемым человеком. Для меня это способ держать людей, которые мне не нравятся, на расстоянии. Я определенно не тот парень, который приходит в раздевалку и говорит: «Всем привет, какая замечательная жизнь».
«Вообще я обычно задумываюсь о том, что мне кажется неправильным. Я очень забочусь о правильно сыгранной музыке, и если я думаю, что кто-то халтурит, я очень расстраиваюсь из-за этого. Я просто не могу выйти на сцену и сказать: «Еще один день, еще один доллар», это то, что я слышал от некоторых людей: я вообще не могу согласиться с подобным. Всё должно быть так хорошо, как только ты можешь – пусть иногда и в ущерб себе».
«Иногда, если я считаю, что плохо играю на сцене, я специально начинаю играть еще хуже, мне противно, как я играю, и я иду неправильным путем: вместо того, чтобы попытаться сделать всё лучше, я сделаю так, чтобы всё зазвучало совсем плохо. На самом деле, у меня довольно странное мировоззрение».
«Я вот не был в восторге от Concerto for Group and Orchestra в 1969 году, но есть люди, которые думают, что моё соло на нем – одно из лучших мною сыгранных, причем именно от того, что я играл не слишком довольным. Я тогда не слишком-то был согласен с Джоном Лордом насчёт игры с оркестрами. Я сказал ему: «Я хочу играть рок-музыку, но если то, что мы сыграем, не станет популярным и людям это не понравится, тогда мы всегда будем играть с оркестрами».
«Но в том конкретном соло мне дали всего 16 тактов, а затем снова должны были вернуться скрипки. Я не очень хорошо читаю ноты, я просто почувствовал это соло, и я думаю, что сыграл что-то около 35 тактов, а Малькольм Арнольд (дирижер – авт.) позже сказал мне: «Я не знал, что делать со скрипками». Они хотели начать играть, он пытался их удержать, а я продолжал играть свое соло, и ничего не знал об этом. Я просто думал, что все идет по плану, и потом только понял, что сыграл 35 тактов вместо 16-ти».
«Довольно-таки забавно, что кто-то с такими способностями пытается удержать оркестр от возвращения, а они просто воют от негодования».
«Но теперь я перенял совсем другой стиль игры в связи с этими ренессансными вещами. Я играю каждый день пальцами, наверное, часа по четыре, а в рок-н-ролле я играю медиатором, так что моя техника правой руки для электрогитары, кажется, немного пострадала. Я заметил, что теперь, когда начинаю играть что-нибудь роковое, я не такой подвижный, как должен бы быть.
Медиаторный стиль слишком ограниченный. Вот вы играете всеми пальцами правой руки, а если вы берете в руку медиатор, это совершенно другое, это как будто у вас есть только большой палец для игры вниз и ещё один палец для игры вверх, и все – вниз-вверх, и больше ничего. И вот я заметил, что мне иногда требуется 15-20 минут, чтобы снова войти в этот стиль игры с медиатором».
«Возвращаясь к тому, как я начинал – в те дни моим любимым музыкантом был Томми Стил. Кто-нибудь помнит SIX FIVE SPECIAL? Это было шоу по телевидению, рок-н-ролльное шоу с участием Томми Стила, и вдруг я понял: вот, чем я хочу заниматься: я хочу прыгать с гитарой, как это делает Томми Стил. И даже не обязательно играть на ней, я просто хочу прыгать с ней, как он».
«Так что я думаю, он был моим первым героем, и ещё, конечно же, Элвис Пресли со Скотти Муром на гитаре, и Джин Винсент с Клиффом Гэллапом на гитаре. Вот это и было мое первое знакомство с гитарным миром. Когда мне было 8, я хотел быть как Эдди Калверт, помните его? Эдди Калверт был трубачом: Cherry Pink and Apple Blossom White».
«И я захотел быть трубачом, но труба стоила слишком дорого. Тогда я подумал: «Ладно, буду барабанщиком», но барабаны тоже стоили слишком больших денег. Я думал: «О, и что же мне осталось?» А потом мой друг принес в школу гитару, и я просто не мог поверить. Это выглядело фантастически. Я был поражен её блеском, это был настоящий музыкальный инструмент: я влюбился в неё сразу. В общем, я пристал к отцу, чтобы тот купил мне гитару. Кажется, восемь гиней. Только он сказал: «Слушай, но если ты не выучишься играть на ней как следует, я надену тебе её на голову».
Вот так я почувствовал, что должен играть на ней как следует, и пошел на уроки: отец настоял, чтобы я ходил на уроки игры на гитаре, а не просто играл на ней. Я падал с велосипеда по дороге на эти уроки игры на гитаре, и очень часто прямо в снег. Ехать на велосипеде с гитарой по снегу было довольно-таки сложно».
«Но ходить на уроки игры на гитаре было все равно, что ходить в школу, а я плохо учился. Меня всегда возмущало обучение, и я подолгу сидел у окна, смотрел и мечтал. Я не хотел быть похожим на учителей, которые меня учили. Я подумал: «Если даже я хорошо разберусь в этом предмете, я закончу так же, как они». У меня были своеобразные взгляды на жизнь. Итак, я шел к своему учителю игры на гитаре, но это напоминало мне школу, потому что было также скучно. Он пытался научить меня играть вальс и тому подобное, а я хотел играть рок-н-ролл, That’ll Be The Daу Бадди Холли и всякое такое».
«А он хотел научить меня играть более традиционным способом. Однажды, когда я играл у него, он меня спросил: «А ты тренировался на этой неделе?» Я сказал: «Конечно, я тренировался». А он сказал: «Незаметно. Я не хочу тебя учить: если ты не собираешься дома заниматься, просто больше не приходи сюда». Это было для меня как пощечина. Я подумал: «Да, мне нужно тренироваться, я не могу просто так приходить, чтобы этот человек тратил на меня впустую свое время…»
«Это был поворотный момент. И был еще один поворотный момент, когда однажды я шел на урок игры на гитаре к тому же учителю, и у меня был сильный насморк, но я так боялся его, что не останавливался, когда играл. У меня текло из носа, а я был полон решимости не прекращать играть, и тут он сказал мне: «Эй, просто остановись и вытри нос». И я уяснил, если я на сцене и у меня течет из носа, я должен остановиться и вытереть нос».
«Я всегда думал, что на самом деле я не родился гитаристом, но так много практиковался, что превратился в музыканта. Дело в том, что я частенько сомневался в своем музыкальном слухе. Если кто-то споет мне мелодию, я могу сымпровизировать на эту мелодию, но я не могу запомнить и повторить её. Вот почему я до сих пор практикуюсь, и все еще чувствую себя неадекватным.
Я смотрю на кого-то вроде Джона Уильямса, классического музыканта, и уровень дисциплины и природных способностей, которыми обладает этот человек, меня пугают. Для того, чтобы так играть, требуется природный талант. А я думаю, что мой талант появился благодаря тренировкам, и я немного пугаюсь, когда вижу таких хороших музыкантов.
Большинство гитаристов получают свой статус, потому что группа, в которой они играли, стала популярной. И бывает, что при этом они сами не слишком хороши. И есть такие люди, как Альберт Ли, невероятный музыкант, один из моих любимых музыкантов, который играл в не столь известной группе, поэтому он не попадал в опросы популярности. Я смеюсь над некоторыми людьми, которые попадают в эти опросы – некоторые из них очень плохо играют, но они из тех групп, что находились на вершинах хит-парадов. Я думаю, что большинство людей путают это».
«Сегодня много внимания уделяется скоростным шредерам. Знаете ли, меня это впечатляет примерно минуту, затем я ловлю себя на том, что хочу выключить запись. И есть музыканты с отличными соло, которые возможно не являются технически сильными гитаристами, но они отлично работают на песню.
Когда я играю новое соло, по сути я начинаю с того, что выполняю множество технических упражнений, и иногда это приводит меня к действительно впечатляющему соло, но это может не совсем соответствовать песне. И я думаю, что мне нужно замедлиться и подумать о развитии песни: сейчас не время просто показывать то, чему я научился, нужно попытаться добавить что-то к самой песне.
Если я пишу песню, и впереди восемь тактов соло, я всегда думаю: «Может, добавить флейту или что-нибудь еще». Я думаю, что некоторые люди шокированы тем, что я не хочу просто показывать, как я умею играть гитарное соло. Если я считаю, что оно не подходит здесь, я не буду его играть».
«Вообще, сейчас я стал скорее так называемым лидером группы, чем гитаристом, но мне всегда нравились те дни, когда я мог просто спрятаться за лидером группы и сказать, что это он во всем виноват. Теперь, конечно, я во всем виноват. Но если честно, я думаю, что на самом деле я сейчас и лидер, и сочинитель, и гитарист».
«Всё зависит от того, в каком настроении я нахожусь в данный момент. Одной из причин, по которой я взялся за гитару, было то, что я не хотел ни с кем разговаривать. Мне было очень неудобно разговаривать с людьми, поэтому я взял гитару, чтобы спрятаться за ней. Мне неудобно объяснять людям многие вещи, потому что мой мозг так не работает».
«Я не особенно горжусь первыми тремя записями, которые я сделал с DEEP PURPLE. У нас не было своей ниши, мы не совсем понимали, куда идем. Были задействованы хорошие музыканты, и они хорошо играли, но мы особо ничего не придумали. In Rock был очень хорош, мне нравится. Следующий, Fireball, я ненавижу. А Who Do We Think We Are? был, вероятно, одним из худших альбомов для меня, потому что у меня не было идей, и мы усердно гастролировали, а когда мы не гастролировали, мы болели по очереди, а потом нас ожидали студии три раза в год для выполнения контракта со звукозаписывающей компанией. Я думаю, Perfect Strangers очень хорош».
«А The House Of Blue Light был кошмаром. Я заметил, что сначала идет хороший альбом, потом плохой, а потом снова хороший, обычно именно в таком порядке. Я не из тех, кто сидит и слушает собственную музыку, потому что склонен всегда думать, что мог бы сделать лучше. Я тоже часто страдаю от синдрома красного света. Я не уверен, то ли это моя природа, то ли это из-за сессионной работы, где нельзя было ошибиться. Я сразу сужаю свое мышление, когда загорается красный свет о начале записи. И вместо того, чтобы просто играть и испытывать эмоции, я думаю о том, что время потрачено впустую, поэтому я не буду рисковать чем-то. А потом думаю: «Какого черта я так осторожно играл в этом музыкальном произведении, когда я мог бы по-настоящему раскрыться?» Ну, это всё из-за нежелания совершить ошибку».
Владимир Чуев
Latest posts by Владимир Чуев (see all)
- Джин Симмонс о важности визуальной составляющей в музыке - 09.12.2024
- За барабанную установку группы Iron Maiden сядет Саймон Доусо - 09.12.2024
- Нико Макбрэйн прекращает гастрольную деятельность - 09.12.2024
- Дэвид Эллефсон: «Рок в США мёртв» - 06.12.2024
- Джон Петруччи о туре DREAM THEATER: «Фанаты просто сходят с ума» - 06.12.2024